Отдельной кучкой лежали более важные вещи – ворох документов и небольшой, зализанный 'брусок' из того же непонятного материала. У 'бруска' снималась задняя крышка с надписью 'Sony Ericsson' и наличествовал стеклянный экран с непонятной маркировкой и надписью 'Нет сети'. Документы, которые, если быть объективным, представляли собой смазанные светокопии оригиналов, были чрезвычайно необычны. Язык и трезубцы, Огурцов заметил еще на Песчанке. А когда немного разобрался с рапортами и прочей 'сопроводиловкой', и покопался основательнее, то заметил еще одну несуразицу. Даты. 2001 год, 2008-й, 2010…
– Да, тут еще один момент, – не сдержавшись, зевнул Огурцов. – Я, товарищ капитан, наших ихтиологов озадачил.
– Кого-кого? – не сообразил капитан.
– Ну, рыбологов. Тех, кто рыб изучает.
– Ааа… Понял, точно. Извини, не сообразил сразу. С чего это ты вдруг к рыбологам побежал? – Чечкову определенно понравилось слово, выдуманное лейтенантом.
– Загвоздка тут в чем. Я сам у моря родился и жил, каждую рыбешку в лицо знаю. У шпиона же в лодке, пудов двадцать свежака и почти все – звери, а не рыбы. Каждая как бревно, и весит кил под десять. Сперва не мог понять хитрость в чем, думал, может он в рыбах взрывчатку перевозил. А потом, профессор все разъяснил. Пеленгас это.
– И что? – недоуменно переспросил капитан у торжествующего Огурцова.
– А то, товарищ капитан, что рыба эта только на Дальнем Востоке обитает! Хищник – хуже судака, такого в море выпусти, он через пять лет всю рыбу пожрет. Кроме бычка ничего водиться не будет!
– Сурово… – оценил неожиданный поворот в деле Чечков, но продолжить не успел. В кабинет постучался дежурный:
– Телефонограмма из Киева, товарищи командиры! За подписью Серова. Сверхсрочная! С приказом донести содержимое до всего начальствующего состава.
– Сверхсрочная?
– Так точно, товарищ капитан государственной безопасности, – дежурный от старания так тянулся, что, казалось, еще немного и порвется пополам, даже портупея не поможет. – От товарища комиссара государственной безопасности третьего ранга!
Ческов с Огурцовым переглянулись. Мысли что лейтенанта, что капитана ГБ, совпадали полностью: 'Началось!'
Дымить в помещении не приучен с детства. Да и лейтенанту поспать надо. Как он признался, третьи сутки на ногах. Вот и вышел в курилку. Задымил…
– Товарищ командир, разрешите обратиться?
Рядовой. Молоденький совсем, лет двадцать. Невысокий, крепенький, кареглазый, волосы рыжеватые, даже при короткой стрижке курчавятся. Лопоухий немного. Сразу видно, что недавно с гражданки. На все пуговицы застегнут. И форма не обмятая. В глазах любопытство так и плещется.
– Обращайтесь.
– Рядовой Абрам Фридлендер! А Вы правда из будущего?
Млять! Не может быть! А почему, собственно, не может? Дед же именно в этих местах войну встретил, а они с одной комендатуры. Вот с этой. Значит…
– Правда! А скажи, боец, есть у вас такой – Василий Нестеренко?
– Есть, товарищ командир. Позвать?
– Позови, если он не занят.
– Я мигом! – он поворачивается, окидывает взглядом окрестности и громко кричит, – Васька! Иди сюда!
Один из пограничников неторопливо разворачивается к нам. Высокий, мускулистый, с хорошей фигурой. Форма сидит ладно, как будто скроена под заказ. Всё верно, он на два года старше Абрама, уже послужил, пообтерся. Два треугольника в петлицах. Папироска висит на краю губы. Голубые глаза сканируют местность. Иначе не скажешь, именно сканируют.
– Ну чего тебе, малохольный, наряд захотел? Форму обращения забыл?
– Вас, товарищ сержант, товарищ командир спрашивает, – малость стушевался рядовой.
Василий меряет меня взглядом. Видно, что он еще не определился, как к нам относиться. И ко мне тоже. Вроде и командир, но ведь ни к РККА, ни к НКВД не принадлежу. С другой стороны, видел, что начальник отряда общался на равных, и с начальником заставы посторонний чаи гонять не будет. Решается.
– Товарищ командир, сержант Василий Нестеренко! Прибыл по Вашей просьбе!
Ишь ты! Не по приказанию, по просьбе. Ладно, не таких обламывать приходилось. Хоть ты мне и дед…
– Здравствуйте, сержант. Ты хоть знаешь, что твоя Анюта беременна?
Вся шелуха слетает мигом. Остается двадцатидвухлетний удивленный пацан.
– Как беременна? Откуда Вы знаете? У меня ребенок будет? Когда?
– Сын у тебя будет. Сергей. Что, не помнишь, когда сына делал?
Начинает считать, шепча губами и сбиваясь… Нет, дед не был неграмотным. И дураком тоже. От счастья ошалел. Первым не выдерживает Абрам:
– Через семь месяцев родится. Ты два месяца, как в увольнение ездил.
– Ага, правильно, – выдыхает Вася. – Это точно? Ах ну да, Вы же из будущего. Вы что про всех знаете?
– Нет, только про вас двоих.
– Почему про нас?
– А вы мне родственники.
– Оба? Не может такого быть. Он же жид! – запоздало оглядывается, не слышит ли кто вырвавшееся слово. – Что, мы в будущем с ними породнились? Да не в жисть!
– Вы уже в курсе, что от войны чудом сбежали? Так смотрите. Оба.
Достаю заветную фотку. Они впиваются взглядом. На фотке рейхстаг. Выщербленные пулями и осколками колонны, крошево камня, какая-то перевернутая тачка. Трое солдатиков на переднем плане. Мятая, видавшая виды форма, запыленные лица. И большие надписи над их головами. Две фамилии. Два имени. Их имена и фамилии.
– Это что?
– Рейхстаг. Берлин, май сорок пятого. Победа.
– Видишь, – совсем по-мальчишески толкает Абрама мой дед. – Я выше расписался. И крупнее!